Мы познакомились на трамвайной остановке. Она сидела задумчивая и, словно, чем-то расстроенная. Я спросил, все ли у нее в порядке. Она посмотрела на меня отсутствующими глазами и кивнула.
     - Как вас зовут, девушка?
     - Не знаю, пока никак не звали, - грустно усмехнулась она.
     Она пленила меня. Зеленые, словно изумрудные озера, глаза, в которых хочется утонуть. Волна русых волос, так потрясающе пахнущих.
     Еще раз бросила на меня печальный взгляд и пошла к подошедшему автобусу.
     - Девушка, пожалуйста, пойдемте ко мне! Пусть после этой встречи нам обоим будет больно, но я этого очень хочу!
     - Ну, пойдем, - неожиданно и совершенно спокойно проговорила она.
     Я взял ее за руку и повел за собой. Кожа на ее ладошке была теплая и гладкая, как лепестки гладиолуса.
     Она могла уйти. Я не пошел бы за ней, не стал настаивать. Хотя ее дух свободы и в тоже время подчинения завораживал меня.
     Мы зашли в квартиру, я сварил кофе. Включил свою любимую песню - "Патриот".
     "Кровь течет по камням, забудь про все, иди вперед. Слушай голос огня"...
     - Мне нравится. Я вообще очень люблю "Арию&" за великолепные тексты, - проговорила она, нежно касаясь губами чашечки с кофе.
     - А хочешь испытать их песни на себе? Хочешь жить ими?
     Она подняла на меня вопрошающие глаза.
     Вместо ответа я налил в два бокала Leopold Gourmel и поманил ее за собой. Мы прошли в специально оборудованную комнату. Там было темно, освещен был лишь железный лежак с ремнями. Я предупредил ее:
     - Ты можешь уйти сейчас, и я тебя не задержу, но как только мы начнем - все. И еще, не допивай весь коньяк, им я буду потом дезинфицировать раны. Твои раны. Итак, твое решение?
     - Я остаюсь.
     - Ты...
     - Да, я уверена.
     - Хорошо. Раздевайся.
     Боже, какая она была красивая! Белая кожа в полумраке светилась серебром.
     - Ты прекрасна!
     Я нежно взял ее за волосы и подвел к зеркалу, зажег светильник.
     - Смотри, какая ты красивая, жемчуженка! Теперь будь умницей, ляг.
     Я пристегнул ее руки ремнями и взял бритву. Простое лезвие. Первая полоса прошла по внутренней стороне бедра, от паха к коленке. Она затрепетала, как бабочка в сачке. Вторая - по левой груди вокруг соска. Я отошел к центру и включил Арию:
     "Шепот молитвы в каменных стенах,
     Лезвие бритвы на тонких венах.
     Счастье на утро, горе под вечер,
     Все так странно и вечно"
     Я снова взял бритву и сделал надрез на ее руке, чуть пониже локтя. Кровь заструилась горячим ручьем по руке и креслу. Белая кожа, серое железо и бардовая кровь, что может быть восхитительнее? Она выгнулась, приоткрыла прекрасный рот, я поцеловал ее. Мой язык проникал в ее глотку, ощупывая мягкое небо, это было великолепно...
     "Мы на лету срывали вечность,
     А дорога шипела змеей,
     Тела светились, словно свечи
     В этой гонке такой неземной, неземной"
     Я взял свечу, зажег ее спичкой и начал капать горячий воск ей на живот. Она мелко вздрагивала от каждой капли и, полу прикрыв глаза, отдавалась своим ощущениям.
     "Пусть это будет зваться любовью,
     Самой нелепой и самой смешною.
     Пусть это будет дьявольским зноем,
     Зноем, сжигающим все!.."
     Я откинул погасшую свечу в сторону и взял зажигалку. Поцелуи огня оставляли на ее груди горячий след. Она стонала. Кое-где около сосков проступила кровь. Пусть говорят, что кровь - это противно. Оно было бы возможно, если бы не было так прекрасно. Продолжая осыпать ее грудь пламенными поцелуями, другой рукой я опустился в ее лоно. Она призывно раздвинула ноги. Она намокла, и в этот момент я понял, что она вот-вот кончит. Быстро взяв заранее нагретый паяльник, я нежно вошел им в нее. Она начала извиваться. Чем глубже я входил в нее раскаленным паяльником, тем сладостнее были ее стоны. И вот, она кончила. Ее била оргазменная судорога. Я убрал паяльник и дал ей пять минут передышки. Затем, нежно поцеловав ее, я начал готовить следующую пытку.
     "Это все о